Голос оттуда: 1919–1934 - Страница 58

Вернее, впрочем им это приходило в голову и они даже говорили об этом между собою, шепотком. Но вслух? Да спаси Господи! Англичане все такие рослые, бритые и надменные — точь-в-точь как блаженной памяти придворные лакеи. Речь у них отрывиста и груба. Как с ними говорить? Помилуйте. Начальство. Невозможно.

Правда, с видным чином английского командования однажды говорил отважный русский полковник П. и говорил именно так, как следует с людьми «высокомерной позы», то есть наступив ему на ногу, глядя в переносицу и не прося, а требуя. Англичанин охотно согласился с его доводами и весьма быстро сделал все, что ему надлежало сделать. Впоследствии он говорил:

— Я имел большое удовольствие беседовать с полковником русской службы П. Вот — настоящий, бравый офицер, с несомненным чувством собственного достоинства.

Увы, это был штабной офицер!

* * *

Но полковник П. благополучно уехал за границу. А капитаны Тушины, безвестные и скромные герои, томятся теперь в унизительных и тяжких условиях полуплена-полукаторги в Эстонии. Вся вина их в том, что они любили родину больше себя и верили Англии, как верному другу. Бесполезно для родины растрачены и кровь, и подвиги. Англия беспечно отвернулась в сторону и забыла про капитана Тушина, которого она не только не понимала, но и не замечала.

Англия приняла в русском вопросе другую ориентацию. И бог с ней.

Но для меня — признаюсь в слабости — скромный капитан Тушин стоит все-таки бесконечно выше Веллингтона с его сапогами.

Через десять лет

Сильно драматическая пьеса в одном действии.

Боевик сезона. Не сходит с репертуара.

Действующие лица:

Товарищ Иоффе — изнеженный патриций.

Ллойд Джордж — гонец из Англии.

Товарищ Лакей.

Действие происходит в бывшем дворце Шереметевых, на Фонтанке, в Красном Петрограде. Пышная приемная зала. Посредине ее — седалище, нечто среднее между троном и курульным креслом. Других стульев нет.

Товарищ Лакей. Я вам, товарищ, русским языком говорю, что товарищ Иоффе еще спят, а вы лезете самосильно…

Ллойд Джордж. Помилуйте, почтеннейший, — половина второго.

Т. Лакей. Ну, не спят, так фрыштикают. А то, может быть, займаются этим самым педе… педе… как его?

Лл. Дж. Педикюром?

Т. Лакей. Это самое. Приходит туда одна барышня копыта им чистить.

Лл. Дж. Однако, глубокоуважаемый, примите во внимание, что я жду уже более часа.

Т. Лакей. Значит, и еще подождете. Не велика птица в перьях. (Садится в кресло и закуривает папиросу.)

Лл. Дж. Но все-таки, достопочтенный, как-никак, а я представитель дружественной державы.

Т. Лакей. Много у нас этих представителев в передней треплется. Все притолки пообтерли. Других даже и на порог не пускаем. Взять, к примеру, хоть бы эстонского… Плачет, бедный. Пустите, говорит, хоть обогреться. Жалко его, а ничего не поделаешь… Приказ такой вышел. А кто виноват, как не сам? Лезет, дурашка, с какими-то старыми векселями. Ну кто, спрашивается, нынче этим бумажным клочкам верит?.. А он все свое скулит: обольстили, говорит, а потом бросили. Это правда: наши на этот счет молодцы. Народ ухватистый…

Лл. Дж. Да, но ведь одно дело — Эстония, а другое дело…

Т. Лакей. Мы вас, англичан, не обижаем… Вы народ все-таки сурьезный, купцы… Окромя того, услужливы и почтительны… Это мы любим. Только уж больно шибко от вас буржуйным духом несет. И насчет церкви опять-таки слабость имеете… Баловники.

Лл. Дж. Это мы всё… как-нибудь… впоследствии…

Т. Лакей. Обещания туго исполняете… Ну, скажем, железные дороги нам починили… Хорошо… А флот где? А?

Лл. Дж. Будьте покойны… Все силы, меры… Так уж соблаговолите, почтеннейший, скажите обо мне словечко. Буду особо благодарен. Устал, как лисогонная собака.

Т. Лакей. Попробую… пойду… (Уходит в дверь палево, возвращается через несколько минут.) Кофий пьют. Скоро выдут… (Молчание.) Ну, а как у вас там, в Англии?

Лл. Дж. Да так себе… вообще…

Т. Лакей. Не веселят дела?

Лл. Дж. (уныло). Нет, ничего… Проголодался я, в шесть часов сегодня встал… Дела, конечно, не очень чтобы важные.

Т. Лакей. Вот то-то же. Промахнулись вы малость. Ошибку дали. Вам бы вовремя забежать вперед да поклониться пониже. Другой бы толк вышел. Это мы только в Бресте похабный мир заключили. А в двадцатом году мы вас ясно упреждали: подходите, мол, пока не тесно и пока мы в милостивом духе. И надо вам было поторопиться… А вы кобенились.

Лл. Дж. Да мы, кажется, со всем усердием… Я из кожи вон лез…

Т. Лакей. Про тебя нет и речи. Вы парень старательный. За то вам и награда. Опять рабочие выборами почтили.

Лл. Дж. За вашу рекомендацию весьма признателен. А все же тяжеловато нам. Взять хотя бы контрибуцию за убытки, причиненные нашей поддержкой белых армий. Шутка сказать, сто миллионов фунтов!

Т. Лакей. Благодари Бога, что не пудов.

Лл. Дж. Опять-таки Гибралтар. Ну, ладно, уступили вам Дарданеллы. А Гибралтар-то вам зачем?

Т. Лакей. Ничего. В хозяйстве всякое пригодится.

Лл. Дж. Теперь, вот, требуете от нас низложения короля и перехода к советской республике.

Т. Лакей. Опоздали с новостями, товарищ. Не просто советской, а коммунистической. И короля не низложить, а выдать нам в качестве заложника…

Лл. Дж. (отчаянно). Вот видите…

Входит Иоффе. Он в роскошном боярском костюме из парчи, украшенном самоцветными камнями. На голове соболья шапка с острым червленым верхом. Сигара в зубах. Пенсне.